Закат второй партийной системы
Перспективы российских партий
в свете итогов избирательного цикла 2007-2008 гг.
Завершение избирательного цикла 2007-2008 гг. неумолимо ставит перед суровым фактом: вторая партийная система России, появившаяся на рубеже 1980-90-х гг., вступила в фазу заката.
Прежде второй партийной системы, естественно, была и первая. Она возникла в начале ХХ в. и окончательно сформировалась в годы революции 1905-1907 гг. Период между 1907 и 1917 гг. эта система существовала в принудительно деформированном виде: изменённый избирательный закон, по сути, лишил парламентского представительства социалистические партии и искусственно усилил правый фланг. Однако последнему административный ресурс не особенно помог: ещё до Первой мировой войны монархические и умеренно-консервативные организации (Союз русского народа, "Союз 17 октября") впали в перманентный организационный кризис, из-за чего не пережили февраля 1917-го. Снятие всех политических ограничений привело к безусловному доминированию социалистов, а самыми "конкурентоспособными" из леворадикальных партий в условиях "войны всех против всех" оказались большевики, расправившиеся сначала с противниками, затем с союзниками и попутчиками, а под конец и с вольнодумцами в собственных рядах. Установившаяся в стране однопартийная диктатура явилась завершающей стадией и надгробным камнем на могиле первой партийной системы.
Вторая партийная система большей частью выросла из "продуктов распада" однопартийной системы - бывшие члены КПСС создали и возглавили едва ли не все мало-мальски значимые партии современной России. У этой системы была и кипучая молодость, когда маленькие, но храбрые интеллигентские клубы дерзко нападали на противостоявшего им Голиафа в лице суперразветвлённого аппарата КПСС; и уравновешенная зрелость, когда "возрождённая" Компартия шаг за шагом отвоёвывала позиции у новой российской власти; и немощное угасание, когда Кремль, применяя все имеющиеся в его распоряжении средства, оттеснил на обочину сначала своего главного противника - коммунистов, а затем, так же как когда-то большевики, - союзников, попутчиков и пр.
Подводя итоги избирательного цикла 2007-2008 гг., можно констатировать: все иные, кроме исполнительной власти, субъекты политики практически полностью выведены за рамки не только управления государством, но и политического процесса в целом. В своём нынешнем виде партийная система страны развиваться не может - только деградировать. Сколько продлится эта деградация, зависит в основном от внешних факторов: если идиллия с высокими мировыми ценами на углеводороды сохранится достаточно долго, система на какое-то время законсервируется; если же рецессия мировой экономики коснётся и России, деградация будет стремительной и катастрофической. К ускорению дезинтеграционных процессов может привести также попытка реформировать систему, отыграв несколько шагов назад. Административное вмешательство настолько нарушило "естественный ход вещей", что мутация стала необратимой: сложившиеся субъекты партийной жизни "модернизации" не подлежат - проще смахнуть их с доски и начать всё с начала.
Говорят, при вскрытии тела Ленина обнаружилось, что мозг вождя мирового пролетариата две трети обызвествлён, а значит, в последние годы жизни фактически бездействовал. Примерно в таком же состоянии сегодня находится партийная система страны: две её трети занимают "обызвествлённые" структуры - "Единая" и "Справедливая" "России". Формально они проявляют все признаки партийной жизнедеятельности, однако по причине отсутствия собственной политической субъектности их нельзя признать партиями как таковыми, т.е. объединениями граждан, созданными для достижения их, граждан, целей.
"Партии власти" - это всего лишь инструменты в чужих (причём хорошо известно чьих) руках. Подобные образования появились в середине 1990-х и с каждым избирательным циклом захватывали всё больше жизненного пространства. Первая "чистокровная" "партия власти" - "Наш дом - Россия" - получила в 1995 г. немногим более 10%. В 1999 г. две "партии власти" - "Отечество - Вся Россия" и "Единство" - набрали в совокупности более 36% голосов. В 2003 г. "Единой России" досталось почти столько же по партийным спискам и более 100 депутатских кресел по одномандатным округам; сюда же можно приплюсовать проценты и мандаты Народной партии РФ - левоцентристского "дублёра" ЕР, а также тех депутатов, которые перебрались в ряды "единороссов" из других структур; всё это обеспечило "Единой России" в Госдуме четвёртого созыва конституционное большинство. Наконец, по итогам декабрьских выборов 2007 г. на долю "обызвествлённых" пришлось более 73% голосов - 64,3% у "Единой" и 7,74% у "Справедливой".
Можно спорить, правомерно ли квалифицировать "Справедливую Россию" как "партию власти" - ведь её административный ресурс смехотворен по сравнению с "единороссовским". Да и отношения между ЕР и СР трудно назвать приятельскими: каждая на дух не выносит другую. Но это малозначительные детали, определяющий же критерий - неспособность к самостоятельной политической деятельности. В конце концов, "Справедливая Россия" - это искусственное политическое тело, появившееся на свет исключительно произволением Кремля, иначе бы "Родина" и Российская партия пенсионеров, неплохо выступавшие на региональных выборах, вряд ли захотели бы объединиться друг с другом, а тем более с совершенно невразумительной Российской партией жизни - и с ещё меньшей вероятностью избрали бы лидера РПЖ своим общим главой.
"Справедливая Россия" создавалась с целью, во-первых, поставить электоральный ресурс "Родины" и РПП на службу Кремлю (это отчасти удалось), а во-вторых, заменить реальную левую оппозицию - коммунистов - на оппозицию имитационную. Если бы была выполнена и вторая задача, сейчас мы говорили бы не о закате, а об окончательном крахе второй партийной системы: полностью "обызвествлённое" политическое пространство - мертво.
Подобная некротизация произойдёт, если Кремль решится на административный запрет КПРФ - под предлогом невыполнения ею требований закона о политических партиях, переделанного нарочно для этого (минимальная численность партии будет поднята до 100 тыс. человек, а в ходе последующей перерегистрации ФРС начнёт браковать членские списки Компартии). Выяснится, что настойчивые приглашения объединиться, посылаемые КПРФ "Справедливой Россией", были своего рода артподготовкой перед штурмом; вполне ожидаемый отказ коммунистов будет представлен как свидетельство их "недееспособности" - а стране не нужны такие замшелые реликты, тем более что своей очереди давно дожидаются "новые" левые, гибкие и современные. Поднять на свою защиту сколько-нибудь убедительную "волну народного гнева" КПРФ не сможет - это знает как её руководство, так и верховная власть.
Но пока партийное пространство ещё не умерло окончательно. На нём до сих пор обитают "живые" организмы, хотя их состояние не даёт повода для оптимистических прогнозов. Прежде всего, данные "организмы" - практически маргиналы, а следовательно, вся их активность носит маргинальный характер. Напрашивается аналогия с больным, впавшим в кому: благодаря аппаратам искусственного дыхания, искусственного питания и пр. он вроде бы продолжает жить, однако можно ли считать подобное времяпрепровождение жизнью?
Кроме того, сомнительны и перспективы "живых организмов". КПРФ - это, по большому счёту, пережиток однопартийного режима, сохранившийся во второй партийной системе в силу, с одной стороны, социальной инерции, а с другой, нерешённости ряда проблем, приведших в своё время к крушению упомянутого режима. Правящая бюрократия некогда много старалась, чтобы изгнать коммунистов из политического процесса. Если бы дело было в одной инерции, поставленная цель была бы достигнута сравнительно легко. Но поскольку нерешённые социальные проблемы - куда более твёрдый камень преткновения, Кремлю пришлось мириться с присутствием КПРФ в органах представительной власти. Впрочем, в коридорах президентской администрации давно поняли: особой угрозы коммунисты уже не представляют, и в их наличии есть даже польза - раз не получается истребить корни социального протеста, пусть протестные голоса оттягивает на себя такой предсказуемый и договороспособный субъект, как Компартия РФ, нежели "родинцы" или "пенсионеры", от которых неизвестно чего и когда ожидать.
Это позволяет коммунистам остаться неотъемлемым элементом второй партийной системы. Но это же перечёркивает перспективы КПРФ в рамках третьей системы, каковая рано или поздно сменит нынешнюю.
Что касается ЛДПР, то она принадлежит не столько к системе, сколько к её ближайшей периферии. Партия Жириновского - нечто вроде санитара леса, подбирающего то, что выпало из пасти "партии власти" (либо вышло через другое отверстие). Своей деятельностью ЛДПР приносит начальству ещё больше пользы, чем КПРФ: те голоса, которые достаются коммунистам, - субстанция относительно съедобная, её не грех и отнять; голоса, собираемые ЛДПР, - совершенно неаппетитное месиво, употреблять которое может только абсолютно небрезгливое существо. Деятельность партии Жириновского - надёжная гарантия, что все эти остатки, объедки и экскременты будут "оприходованы" ещё до того, как своим гниением начнут отравлять окружающую среду.
Но в роли санитара леса ЛДПР может подвизаться только до тех пор, пока в лесу один царь зверей, монопольно контролирующий подвластную территорию. С появлением других сильных хищников и неизбежным началом драки между ними стервятник рискует сам попасться кому-нибудь на зуб - в таких условиях разумнее держаться подальше ото всех.
Вспомним начало 1990-х, когда в горло друг другу вцепились коммунисты и демократы, или период яростного противостояния президента и Съезда народных депутатов. Где тогда обреталась ЛДП? В основном на страницах бульварной прессы - в разделе "Курьёзы". Серьёзную борьбу ведут серьёзные субъекты. Нет никаких сомнений, что становление третьей партийной системы будет сопровождаться жесточайшей политической конкуренцией, и ЛДПР в этой системе ничего не светит.
Прочих участников нынешней партийно-политической жизни обсуждать и вовсе нелепо. Это либо симулякры, либо ископаемые, непонятно зачем задержавшиеся на этом свете и окопавшиеся в настолько глухих закоулках политзаповедника, что до них лень добираться даже ЛДПР. Они, конечно, надеются воспрянуть, но их надежды тщетны, ибо новое время востребует новых героев. У тех наверняка не всё и не сразу получится, но будущее всё равно за молодой порослью, а не за истлевшими героями вчерашних дней.
1. Умывальников начальник, или Почему Путин не Салазар
На положение партийной системы в целом и "Единой России" в частности неспособно повлиять даже согласие В.Путина возглавить ЕР - процесс "обызвествления" уже необратим. Кроме того, в данном случае второй президент РФ решает исключительно собственные, а отнюдь не партийные проблемы. Ему чрезвычайно важно нагромоздить перед Д.Медведевым как можно больше завалов, разгребая которые тот не сразу доберётся до главного - передела портфелей и собственности.
Тем не менее единственное, на чём будет держаться статус Путина, - это на честном слове Медведева. За восемь лет своего правления Путин сделал всё, чтобы было только так и никак иначе. Доведя до nec plus ultra начатую Ельциным работу по возведению "вертикали власти", он добился того, что в стране остался единственный полноправный политический субъект - президент, тогда как права и возможности всех прочих ограничены самовластием главы государства: председатель правительства и губернаторы могут быть сняты со своих постов без объяснения причин; федеральный и практически все региональные парламенты, укомплектованные в основном "единороссами", принимают решения по звонку из администрации президента или резиденций губернаторов; судебная власть и помыслить не смеет возразить исполнительной; оппозиция пребывает даже не на периферии, а совершенно вне политического процесса; наиболее массовое СМИ - телевидение - находится под неусыпным надзором кремлёвских кураторов.
Путин может возглавлять правительство, председательствовать в "Единой России" и считать, что контролирует парламент; он может рассчитывать на поддержку телеканалов, которые находятся в руках близких ему людей, но всё это просыплется песком сквозь пальцы, если Д.Медведев вдруг решит пересмотреть условия договора. И тогда Путина высадят из кресла премьер-министра; "Единую Россию" проинструктирует соответствующий отдел президентской администрации, после чего партия повернётся к лесу передом, а к своему формальному руководителю противоположным местом; владельцы СМИ очень скоро сообразят, с кем дружить, а с кем не стоит.
Подстилать соломки, чтобы после ухода из президентов остаться самостоятельной политической фигурой, Путину надо было раньше - в частности, не делать многого из того, чем он крепил личную власть: не сводить функции парламента к проштамповке спущенных сверху законопроектов, не выдавливать оппозицию из политики, не уничтожать независимые СМИ, не проводить тотальную "басманизацию" правосудия и т.п. Теперь же поздно что-то менять. Вырубить вишнёвый сад легко, дурное дело не хитрое; чтобы вырастить его вновь, потребуются не годы - десятилетия. Можно, конечно, воткнуть в землю палки и объявить их вишнями - именно этим и занимается Путин.
Встав во главе "Единой России", действующий президент, в сущности, назначил себя начальником умывальников и командиром мочалок. Но это только в сказке принадлежностями для мытья распоряжается знаменитый Мойдодыр. Разумеется, Путин и Медведев могли договориться, что каждый раз, когда новому главе государства что-то понадобится, он непременно станет произносить ритуальную фразу: "О великий Мойдодыр, позволь мне взять мочалку/мыло". Наверное, он действительно пару раз спросит разрешения, но потом ему надоест, и он начнёт брать всё подряд без предварительных церемоний. Более того, в один прекрасный момент он может прийти к выводу, что в быстро развивающемся мире мыло и мочалка неактуальны и проще обходиться без них. А если Мойдодыр, возмущённый подобным вероломством, возопит, что "надо, надо умываться", то в ответ услышит: "Мне прискучила эта забава, я лучше поиграю в Супермена". На этом игра закончится, и начнётся другая, а Мойдодыр отправится за штат.
В.Путин допустил одну принципиальную ошибку. Дело в том, что политическая система Мексики, на которую, похоже, ориентируются в Кремле и которая в течение большей части ХХ столетия использовала доминирующую партию в качестве инструмента передачи власти от действующего президента к преемнику, не предусматривает для бывшего главы государства места в большой политике - по окончании срока своих полномочий он уходит навсегда. Установившийся в нашей стране политический режим, скопировав мексиканскую модель, этого главного условия не выполнил. В результате возникла ситуация, когда малейшее напряжение в отношениях между двумя центрами власти чревато развалом всей системы.
Возникает вопрос: почему же Путин пошёл на такой риск? В своё время, когда окончательно прояснилось, что он не будет баллотироваться на третий срок, могло показаться, что президент не одурманился тоннами воскуренного ему фимиама и не утратил понимания, насколько его рейтинг зависит от благоприятного стечения внешних обстоятельств, т.е. от элементарного везения.
Однако решение Путина остаться во власти в качестве премьер-министра да ещё и лидера партии, имеющей в парламенте конституционное большинство, свидетельствует об обратном. Судя по всему, бывший президент таки принял за чистую монету всё то, о чём на протяжении восьми лет изо дня в день трубили придворные телеканалы: что он действительно спас Россию - вытащил её из "трясины 90-х", "поднял с колен" и т.п.; что именно его молитвами и заботами экономика бурно развивалась, благосостояние граждан росло, а цены на энергоносители побивали рекорд за рекордом.
Только этим можно объяснить убеждённость Путина в том, что, занимая "расстрельный" пост главного завхоза страны, он сохранит былое влияние. Выходит, Путин искренне уверовал, что сосредоточил в своих руках огромную власть не столько благодаря случаю, сколько силою собственных талантов и харизмы. Получается, он и впрямь возомнил себя творцом истории, отцом народов и создателем нового государства.
Интересно сравнить его в этом плане с Антониу де Оливейра Салазаром, основателем португальского "Нового государства" (Estado Novo).
Хотя выражение "диктатура Салазара" стало расхожим штампом, сам Салазар не был ни диктатором, ни даже президентом Португалии. Во времена его правления власть в стране принадлежала военным, из чьего круга избирался очередной глава государства. Салазар же был председателем правительства (1932-1968), министром финансов (1928-1940), обороны (1936-1944), иностранных дел (1936-1947), с каковых постов - теоретически - он мог быть смещён одним росчерком президентского пера. Но именно его заслуженно считают вдохновителем и создателем режима, в основных чертах воспроизводившего систему управления фашистской Италией.
Салазар не был военным, он был профессором экономики в университете Коймбры - старейшем высшем учебном заведении Португалии. Военные, захватив власть в 1926 г., пригласили его в министры финансов; Салазар обусловил своё согласие рядом жёстких требований, которые поначалу были отвергнуты, но два года спустя, в 1928-м, приняты. Новый министр быстро навёл порядок в государственных финансах и, применяя методы, ныне именуемые монетаристскими, уже к 1930 г. вытащил экономику страны из глубокого кризиса. После этого авторитет Салазара стал непререкаемым, а полномочия фактически неограниченными. Назначенный в 1932 г. председателем Совета министров, он управлял страной как считал нужным - и это при том, что конституция 1933 г. наделяла максимально широкими полномочиями президента, избираемого прямым голосованием, который, в свою очередь, назначал главу правительства, не согласовывая его кандидатуру с парламентом.
Запаса прочности созданной Салазаром системы хватило на сорок с лишним лет, причём нельзя сказать, что она сильно облагодетельствовала Португалию, занимавшую к началу 1970-х последнее место в Европе по уровню жизни своего населения. Грамотным и достаточно эффективным управлением председатель правительства укреплял власть военных, которые с маниакальным упорством бросали все силы маленькой и не очень развитой индустриально страны на борьбу за сохранение колониальной империи. Бессмысленное противостояние неизбежному ходу вещей истощило Португалию и привело в итоге к падению режима (переворот 1974 г., получивший название "революции гвоздик", тоже, кстати, был осуществлён военными); Салазар оставил дела шестью годами ранее - после случившегося в 1968 г. инсульта.
Итак, что общего у таких разных политических деятелей, как Салазар и Путин? Пожалуй, лишь одно - нескрываемая антипатия к демократической форме правления. Да и то, источник этой антипатии в каждом случае свой: у Салазара - отвращение к экономическому популизму, неизбежному спутнику демократии в отсталых аграрных странах, у Путина - паническая боязнь мало-мальски серьёзной политической конкуренции, угрожающей его монополии на власть.
А в целом Салазар и Путин - антиподы. Салазар был обязан успехом только себе самому, и никому и ничему другому. Его реальное влияние никак не соотносилось с его официальным статусом. Формально он оставался профессором экономики и вплоть до 1968 г. ежегодно испрашивал у ректора университета Коймбры отпуск за свой счёт. Конечно, со временем это превратилось в ритуал, но ритуал, достойный уважения и высвечивающий систему ценностей правителя Португалии с наилучшей стороны. Власть Салазара зиждилась исключительно на авторитете: разочаруйся военные в его способностях, и он тут же лишился бы своего положения (как это случилось с основателем бразильского Estado Novo Жетулиу Варгасом - тот при поддержке военных пришёл к власти в 1930 г. и по их же воле распрощался с ней в 1945-м).
С этой точки зрения Путин - совершенная противоположность Салазару. Своё влияние он приобрёл "по должности" - заняв пост главы государства, переданный ему в порядке "преемничества". Этим он напоминает не столько Салазара, сколько португальских президентов периода диктатуры, имена которых сегодня мало что говорят даже самим португальцам. Обладает ли Путин самостоятельным талантом государственного деятеля - мы ещё не знаем, и ему придётся предъявить тому убедительные доказательства. Посмотрим, как он справится. Если плохо, то от оглушительного провала его не спасёт ничто, и менее всего - звание начальника над сборищем умывальников, также известных как партия "Единая Россия".
2. Зеркало новой русской буржуазии Самый верный признак заката второй партийной системы - полное исчезновение из политики либералов. Если парламентские выборы 2003 г. лишили их парламентского представительства, то выборы-2007 вообще поставили под сомнение смысл их существования в сложившихся организационных формах. Без либералов же во многом лишается смысла и вся нынешняя партийная система.
Само её рождение стало результатом прорыва за рамки однопартийного режима, совершённого предшественниками нынешних либералов - демократами начала 1990-х. Этот прорыв открыл новое, свободное, пространство, заполнять которое принялись новые субъекты российской политики - партии. С уходом либералов это пространство сделалось тесным и душным, и раздвинуть его границы не способны ни КПРФ, ни ЛДПР, ни тем более разного рода спойлеры и кремлёвские марионетки.
Из коммунистов - плохой защитник свободы, потому что невозможно защищать то, чего не любишь и боишься; если грезишь (и обещаешь своему избирателю) о закручивании гаек по белорусскому - а лучше по советскому - образцу. ЛДПР годится лишь подбирать объедки; бороться за расширение политического пространства - нечто, находящееся вне её непосредственного интереса, да и простого разумения. Об иных псевдосубъектах партийной жизни нечего и говорить, ибо невозможно представить, чтобы марионетка потребовала от хозяина независимости.
Уход из политики либералов равнозначен уходу оттуда интеллигенции. Обе партийные системы появились в переломные моменты истории нашей страны, когда бюрократия по каким-то причинам утрачивала монополию на политическую деятельность. В такие моменты на авансцену выходила интеллигенция, представители которой и создавали политические партии. Во времена первой партийной системы интеллигенция была настроена просоциалистически - отсюда и тогдашнее доминирование левых партий, во времена второй пролиберально - отсюда и авангардная роль демократов (либералов) в новейшей российской политике. Однако как только бюрократия возвращала себе рычаги управления, а интеллигенция возвращалась на кухни, партийная жизнь сворачивалась; оставались лишь отдельные её рудименты в "режимных" местах - монопольно правящих партиях либо "партиях власти".
Беда, а не вина наших либеральных партий - в том, что они так и остались интеллигентскими. Их влияние падало вместе с политическим влиянием интеллигенции. Успехи новейшего российского либерализма - как на рубеже 1980-90-х, так и на выборах 1999 г., когда в Думу неожиданно прорвался Союз правых сил, - были связаны с ослаблением позиций бюрократии, а неудачи - с восстановлением чиновничеством своего всевластия.
Именно потому, что наши либералы остались неисправимыми интеллигентами, их так легко выдавили из политики. Ведь сила интеллигента в слове, а чтобы это слово услышали многие, нужен соответствующий "рупор" - в современных условиях это электронные средства массовой информации, прежде всего телевидение. Пусти интеллигенцию на телеэкран, и она полноправный участник политической игры, попроси её оттуда - она политический труп.
КПРФ оттого и считается (и вполне обоснованно) единственной в стране настоящей политической партией, что степень её влияния не зависит от допуска в телеэфир. У коммунистов всегда были собственная пресса и собственная сеть агитаторов, не связанные с массовыми СМИ. Именно поэтому власть и не преуспела, пытаясь выдворить КПРФ из политики.
С либералами всё оказалось гораздо проще. Стоило подержать их на голодном эфирном пайке, и широкий электорат перестал воспринимать СПС и "Яблоко" (не говоря уже о менее заметных партиях) как реальную политическую силу. Других же средств обратной связи с избирателем у политиков-интеллигентов не было - ни гражданских сетей, ни касс взаимопомощи, ни дешёвого кредита, ничего иного.
А что же новая российская буржуазия, больше всего, казалось бы, выигравшая от рыночных реформ? Она-то почему не подкрепила либеральное слово материальным ресурсом? Да потому, что в своей массе она изначально была какой угодно, только не либеральной. Нет, здесь нашлось немало сторонников либеральных идей, но при ближайшем рассмотрении выяснялось, что либерализм наших буржуа имеет сугубо интеллигентские корни: кандидаты наук и выпускники престижных вузов ещё не окончательно расстались с былыми предрассудками, чтобы завыть по-волчьи в полный голос, как подобает тому, кто живёт в волчьем окружении. Недаром наибольшей поддержкой российские либералы пользовались в среде крупного капитала, где доля обладателей вузовских дипломов и учёных степеней была самой высокой. Однако после того, как Кремль внятно дал понять, какие именно партии следует поддерживать, состоятельные господа всё поняли, а кто не понял, угодил в места не столь отдалённые (впрочем, он попал бы туда в любом случае - слишком уж лакомый кусок общенародного достояния ему достался).
Но подавляющее большинство российского предпринимательского класса никогда не было отягощено излишками образования и прочими интеллигентскими заморочками. К моменту заведения собственного бизнеса из новорусских буржуа успевали выветриться и обязательные десять классов, и вовсе не обязательные правила поведения в приличном обществе. Интеллигенты-либералы бизнесменам такого рода классово и социокультурно чужды - потому что вечно, чтоб свою образованность показать, говорят о непонятном, запрещают ковыряться в носу, тыкать незнакомым людям и материться в присутствии женщин и детей. И пуще того - призывают напрячься, проявить гражданскую сознательность, пожертвовать чем-то личным в пользу каких-то абстрактных ценностей... То ли дело Жириновский - мужик что надо, всем своим видом и повадками являющий образец "нового русского". Представится случай нахамить конкуренту или дать ему в морду - нахамит и даст. Понадобится наврать с три короба, чтобы обвести лоха вокруг пальца, - наврёт и обведёт. С сильными - учтивый, покладистый и угодливый; наглый, буйный и хвастливый со слабыми - чем не зеркало новой русской буржуазии?
Именно малый и средний бизнес - костяк организаций ЛДПР на местах, именно мелкие, средние, а порой и крупные предприниматели поддерживали и поддерживают Жириновского финансово в обмен на возможность обзавестись корочкой помощника депутата Госдумы или мандатом в региональном собрании. Найти общий язык с лидером ЛДПР для них проще простого, поскольку это язык их повседневного общения. Как и Жириновский, они уверены в непреложности таких постулатов, как "не проведёшь [эвфемизм], не проживёшь", "не подмажешь, не поедешь", "своя рубашка ближе к телу", "умри ты сегодня, а я завтра" и т.д. и т.п.
И пока мировоззрение среднего российского предпринимателя наиболее адекватно озвучивается лагерным сленгом, главной партией широких масс русской буржуазии будет ЛДПР. Да, Жириновский думает только о себе, но и думы рядового отечественного бизнесмена о том же - о себе, любимом. На том стоит единство Либерально-демократической партии и её стихийной социальной базы.
На прямом экономическом обмене основаны отношения предпринимателей и с любыми другими политическими партиями, но если общение даже с "Единой Россией" требует минимального лицемерия (признаться в любви к Путину и вере в благотворность его курса и "плана", а также посетовать, что национальный лидер не пошёл на третий срок), то с Жириновским можно обойтись и без ревенасов - этим он и близок "новорусскому" народу.
Но как только более-менее значительные слои предпринимательского класса осознают тупиковость тактики "спасайся кто как может", первое, в чём они перестанут нуждаться, - в порочащих связях с "партией власти" и, уж конечно, с ЛДПР. Вот тогда-то попытки бизнесменов приподняться над сиюминутными интересами, пожалуй, и составят базу для третьей партийной системы в России, а у интеллигенции появится наконец соратник на стезе партстроительства.
3. Что делать либералам (демократам) Самое бесполезное, что могут делать либералы и демократы, - проводить конференции, подобные той, которая состоялась 5 апреля в Санкт-Петербурге. Обернулась она, по сути, пшиком: общие декларации, создание оргкомитетов, назначение следующих съездов и конференций - это сказка про белого бычка, обречённая длиться и длиться, так как в принципе не имеет конца. Либералы (демократы) давно уже самые настоящие эмигранты, пусть и "внутренние". В эмиграции же объединиться не удавалось никому - там хорошо получаются свары и склоки, а сплочение и единение, наоборот, хуже некуда.
Разумеется, это не первая и далеко не последняя попытка "правых" встать в один строй. Аналогичные проекты будут затеваться ещё и ещё, и всем им суждено бесславно провалиться - до тех пор, пока российские либералы и демократы не дадут адекватный ответ на вопрос "что нам делать?". Однако прежде того им следует как минимум уяснить специфику положения, в котором сегодня оказалась страна.
Судя по отдельным признакам, мы идём той же дорогой, которой в последней четверти прошлого столетия прошли две крупнейшие страны Латинской Америки - Аргентина и Бразилия. На рубеже 1970-80-х их политическая жизнь весьма и весьма напоминала нашу сегодняшнюю: диктат исполнительной власти, ручные парламенты, выборы, напоминающие плебисциты и проводимые в условиях административного и полицейского произвола, давление на оппозицию и независимую прессу, попытки искусственно создать "компактную" партийную систему и т.п. Правда, там всё это честно признавалось диктатурой, тогда как у нас именуется суверенной демократией. А в остальном очень похоже.
Но в один прекрасный день - а было это в середине 80-х - и в Аргентине, и в Бразилии власть переменилась, военные "пост сдали", и политика вернулась в более-менее демократическое русло. Что же произошло? Конечно, авторитарные режимы в этих странах и раньше вступали в полосу кризиса, после чего на волне демократизации военных сменяли популисты, чьё правление приводило к результатам, делавшим неизбежным очередное вмешательство "человека с ружьём" в государственные дела. Однако на этот раз обеим странам, кажется, удалось вырваться из порочного круга "военная диктатура - разгул популизма - авторитарный режим…". И не последнюю роль в победе демократии сыграл окрепший средний класс.
Будучи в годы военной диктатуры оттеснённым от политики, он занялся борьбой за свои права на микроуровне, т.е. на уровне мелких территориальных единиц и частных, едва ли не бытовых, проблем. Свержению власти военных предшествовало бурное развитие клубов, союзов, ассоциаций, образующих то, что принято называть гражданским обществом, и объединяющих в основном представителей средних слоёв. В какой-то момент деятельность этих организаций резко политизировалась, они потребовали голоса в решении государственных вопросов, и военным волей-неволей пришлось отдать власть в гражданские руки.
Впрочем, не станем ходить за примерами на другой край света. Вспомним, что и расцвету российской демократии образца 1980-90-х гг. предшествовал не менее бурный рост т.н. неформального движения (причём политики-неформалы составляли лишь его верхушку - по самым смелым оценкам, не более 10% от общей массы). От этого айсберга и принял смерть громоздкий коммунистический титаник. У него хватало и внутренних проблем - пробоины в днище, проржавевшие шпангоуты, потерявший ориентировку капитан, - но кто знает, сколько бы ещё он бороздил моря, не встань поперёк его пути "неформальная" глыба. Кстати, оная глыба не представляла бы для него угрозы, если бы состояла исключительно из рахитичных структур демократического движения, которые, даже объединившись в рамках "ДемРоссии", насчитывали в лучшем случае несколько сотен тысяч участников. Такое препятствие титаник прошёл бы насквозь, не сбавив скорости. Но встреча с айсбергом стала для него фатальной.
Для айсберга же роковым было не столкновение, а последующее изменение климата, результатом которого явилась маргинализация широких слоёв интеллигенции, составлявшей существенную часть советского среднего класса и социальную основу новообразованного гражданского общества. В итоге глыба разрушилась почти до основания, оставив после себя разрозненные льдины, которые таяли на протяжении всех 1990-х и нескольких следующих лет, ужавшись в конце концов до 3,5%, полученных либералами и демократами различных мастей на думских выборах 2007 г. У этих ледышек нет никакой "заглублённости" - всё поверху, и потуги собрать их вместе в надежде слепить что-то стоящее не способны вызвать ничего кроме горькой усмешки.
Демократам пора прекратить бесконечные "советы в Филях" и признать, что за ними нет никаких войск, а сами они - генералы без армий, капитаны без кораблей. Им надо забыть о своих былых заслугах, реальных и мнимых, и в звании рядовых начать всё с самого начала, с создания структур, занимающихся не высокой политикой, а низкой прозой - защитой прав обывателей, то бишь простых граждан. Тем более что появились такие инструменты для выстраивания гражданских сетей, о которых и мечтать не могли демократы 80-х и 90-х, в первую очередь речь идёт об интернете. Российский средний класс сегодня сидит в глобальной паутине, и с каждым годом число её завсегдатаев увеличивается в геометрической прогрессии - в одних "Одноклассниках" уже 10 миллионов народу. Работайте с ними, предлагайте, увлекайте - если есть что предложить и чем увлечь.
В любом случае своё право на лидерство будущим офицерам и генералам российской демократии придётся доказывать реальными делами и не надеяться перескочить хотя бы одну ступеньку в политической карьере. При этом им нужно иметь в виду: пока они не охватят контактами и связями сколько-нибудь серьёзную часть общества, в верхнюю, политическую, страту не стоит даже соваться - чтобы не срамиться зря.
4. Последнее средство сплочения племени Обычно политические партии стараются идти в ногу со временем: сочиняют новые лозунги, заучивают модные словечки, заигрывают с молодёжью. Но, в конце концов, любая политическая идеология - это всего лишь "историческое наследие", старые песни, пусть и аранжированные с учётом новых веяний.
С этой точки зрения то, что происходит с КПРФ, выглядит очень странно. Партия будто села в машину времени и с каждым годом всё глубже погружается в прошлое. Её менталитет становится всё более традиционалистским и даже фундаменталистским, лозунги - всё более прямолинейными и незамысловатыми, лексика - всё более совковой и кондовой. Создаётся впечатление, что тон в агитационной работе Компартии задаёт стойкий оловянный Е.Копышев, заявивший на митинге 23 февраля: "В битве с фашизмом у наших отцов и матерей был один лозунг - "За Родину! За Сталина!". Сегодня наш лозунг - за Зюганова!" 1 Вкрапления из державно-националистического репертуара ("За силу русского оружия! За власть народа!" 2) только усиливают ассоциации с агитпропом шестидесятилетней давности.
Весьма показательна и инициатива секретаря ЦК КПРФ, первого секретаря ЦК СКМ РФ Ю.Афонина, предложившего использовать в партийной пропаганде "грамотно поданный образ молодого Сталина, сочетавшего в себе марксистского теоретика и большевистского боевика" 3. Как же должен износиться коммунистический иконостас, чтобы агитаторы КПСС как за соломинку хватались за то, перед чем спасовал сам сталинский агитпроп, - а ведь "грамотно подать образ молодого Сталина" некогда пытался даже М.А.Булгаков, но и у него не вышло.
Да и ведущаяся последние полгода в Компартии кампания по восхвалению бесчисленных достоинств партийного вождя, а также беспощадная борьба с "неотроцкизмом" до боли напоминает атмосферу сталинских времён - тот же культ личности, те же пятиминутки ненависти в честь "врагов партии и народа".
Надо только иметь в виду, что всё происходившее в 1930-е гг. представляло собой прямое уничтожение той партии большевиков, которая создавалась до революции: из неё калёным железом выжигались остатки клубных, а тем более гражданских связей; вместо партии строилась псевдоцерковь - со своими догматами, культами, обрядами. Как таковая компартия начала восстанавливаться только в горбачёвские времена, причём не в одном, а сразу в нескольких лицах - сначала появились многочисленные партклубы, за ними внутрипартийные платформы, от Демократической до Большевистской. Впоследствии на базе этих платформ сформировался едва ли не весь спектр современной российской многопартийности: коммунистические партии учреждались "верующими", некоммунистические - "отступниками". Выяснилось, кроме того, что и среди "верующих" нет единства: были среди них и "старообрядцы" (Всесоюзная компартия большевиков), ратовавшие за полномасштабное восстановление ритуалов 1930-х, в том числе человеческих жертвоприношений, и адепты ранних 1950-х (Российская коммунистическая рабочая партия), считавшие оптимальной идеологической моделью сочетание коммунистической ортодоксии с державным национализмом, и поклонники брежневского застоя (КПРФ). На первых порах были даже "обновленцы", ориентировавшиеся на стандарты либо поздней перестройки (Соцпартия трудящихся), либо "еврокоммунизма" (Союз коммунистов, Российская партия коммунистов), но они быстро отреклись от своих "ересей" и примкнули кто к "брежневцам", кто к ортодоксам.
Примечательно, что сторонники КПРФ никогда не отличались особой любовью к наиболее изуверским формам коммунистической обрядности. Их догматы были обтекаемыми, "внутрицерковные" нравы - нестрогими, ритуалы - почти вегетарианскими. "Благословенный застой" импонировал им отсутствием фанатизма, предпочтением церемониальной, а не догматической стороны вероучения, а также гедонизмом и прагматизмом, плавно перетекающим в цинизм. Отношение зюгановцев к эпохе 1930-х годов, как и в брежневские времена, было скорее насторожённым: члены КПРФ не испытывали охоты вспоминать об этих страницах своего прошлого и ещё меньше стремились вернуть соответствующие практики. Ходила байка, что руководство коммунистической фракции в Госдуме второго созыва люто завидовало Г.Явлинскому, обеспечивавшему солидарное голосование "яблочников" путём изъятия депутатских карточек. "Нас бы сразу обвинили в повторении 1937-го!" - вздыхали вожди Компартии. Так что лозунг "Зюганов - это Сталин сегодня" вряд ли способен вдохновить кого-то, кроме узкого круга единомышленников Е.Копышева, составляющих в КПРФ незначительное меньшинство.
Не стоит преувеличивать и традиционализма "ядерного" электората КПРФ. Если бы он настолько жаждал воспроизведения сталинских времён, он голосовал бы не за Зюганова, а за тюлькинскую РКРП или анпиловский "Сталинский блок". Коммунистический избиратель желал бы возвратиться не в годы индустриализации и коллективизации с их репрессиями и карточками, а в спокойные и ленивые 1970-е со стабильными ценами, растущими пенсиями и зарплатами, бесплатным жильём и регулярными распродажами импортного ширпотреба по советским ценам.
Так с чего же вдруг завертелась назад та самая машина времени? Дело, вероятно, не во внезапно обострившейся ностальгии по реалиям, которых почти никто из нынешних коммунистов толком и не помнит, а в специфике момента организационного развития, переживаемого КПРФ. Таким способом, судя по всему, Компартия сопротивляется железной поступи закона партийной деградации.
Суть этого закона заключается в том, что политические партии, возникая на волне общественного подъёма, впоследствии, по мере спада, неизбежно деградируют, и, если на пути этой деградации не оказывается надёжных заградительных барьеров, "не предохранившаяся" партия очень скоро исчезает без следа. Как правило, на ранней стадии партии представляют собой клубы единомышленников; один из барьеров, препятствующих их деградации, - это гражданские отношения (именно так обстоят дела в Северной Америке и Западной Европе); второй барьер - иерархические структуры (яркий образец - коммунистические и социал-демократические партии Европы); третий - клиентельные связи (примеров подобного рода в мировой практике не счесть).
В России - как дореволюционной, так и современной - гражданские отношения не явились, по причине своей неразвитости, сколько-нибудь серьёзной преградой для партийной деградации. В подавляющем большинстве партий данную функцию выполняли клиентельные связи. КПРФ в этом плане - исключение: она единственная обладала достаточно разветвлёнными иерархическими структурами, существование которых замедляло процесс организационной дезинтеграции. Но так не могло быть всегда. При первой партийной системе большевикам удалось законсервировать свои иерархические структуры только благодаря слиянию партийного аппарата с государственным. Однако и в этих условиях клиентелизация партийной организации была вопросом времени. Через пятнадцать лет после окончания гражданской войны ВКП(б) превратилась в гигантскую клиентелу вождя всех времён и народов, а после его смерти - в агломерацию клиентел, подчиняющихся "коллективному руководству" Политбюро, но в повседневной жизни преследующих прежде всего собственные цели.
Компартии РФ возможность слиться с государственным аппаратом так и не представилась, поэтому её иерархическая структура сохранялась лишь за счёт инерции. По мере затухания этой инерции необходимо было подключать новые антидезинтеграционные механизмы, а никаких других, кроме клиентельных, в распоряжении КПРФ уже не было. Что и вынудило её прибегнуть к испытанному средству - устроению ритуальных плясок вокруг вождя краснокожих.
Возможно, это поможет сплотить племя, затормозить процесс разложения. Однако ритуальный танец нельзя исполнять вечно. Рано или поздно надо будет озаботиться и хлебом насущным. Тут и выяснится, что хореографические экзерсисы не замена набитым амбарам. Не пришлось бы тогда разбредаться по окрестным селениям в поисках пропитания.
И главное - в режиме ритуального танца можно худо-бедно дотянуть до конца второй партийной системы (если Кремль не вмешается раньше), но войти, приплясывая, в третью уже не получится.
Прочие
работы Ю.Коргунюка
|
