Не будет особым преувеличением сказать, что кампания по выборам депутатов Госдумы третьего созыва началась уже осенью 1998 г. Общая ситуация в стране и связанная с нею расстановка политических сил казались такими очевидными, что мало кто всерьез допускал вероятность сколько-нибудь существенных изменений - во всяком случае до ближайших выборов. Определяющим фактором представлялся августовский финансовый кризис и его социально-экономические и политические последствия - резкий всплеск инфляции и вызванное им падение жизненного уровня подавляющего большинства населения, заметное ослабление власти президента и его отход от непосредственного формирования правительственного курса, выдвижение на авансцену правительства, пользующегося поддержкой думского большинства и прямо противопоставляющего себя политике предыдущих кабинетов, заметный рост антилиберальных настроений в политической элите и, прежде всего, среди чиновничества и т.п. В общественном сознании - а правильнее говорить о сознании политической элиты - события, последовавшие за 17 августа 1998 г., ставили жирный крест на всей предшествующей политической эпохе. Сторонники либеральных реформ казались заживо погребенными под обломками пирамиды ГКО, а их противники сменили статус - из думской оппозиции они превратились фактически в правящую силу (говорить о формировании какого-то прообраза правящей партии было, правда, преждевременно). Практически всем политическим фигурантам развитие экономической ситуации виделось в одинаково мрачных тонах - дальнейшее снижение курса национальной валюты, спад производства и как следствие этого - нарастание темпов инфляции и ужимание доходов населения. Почти все активные участники политического процесса закладывали в свои расчеты перспективу интенсивной люмпенизации значительной части российского общества, что самым непосредственным образом влияло на их политическую позицию.
   Прежде всего, резко усилились люмпенские настроения в антиреформистской части политического спектра. Даже в Компартии РФ, обычно предпочитавшей придавать своему лицу более или менее респектабельное выражение, стали смотреть сквозь пальцы на увлечение видных ее представителей откровенно люмпенской - ксенофобской и антисемитской - фразеологией. Более того, было ясно, что руководство Компартии просто-напросто побаивалось приструнить своих не в меру бойких на язык коллег (например, А.Макашова и В.Илюхина) - несмотря на достаточно широкий общественный резонанс, вызванный их скандальными высказываниями. Будучи поставленными перед дилеммой: кого страшнее отпугнуть от себя - интеллигенцию или люмпенизированную публику, лидеры КПРФ сочли, что от второй пользы им будет не в пример больше.
   Кроме того, представителям "народно-патриотических" сил показалось, что социальные последствия августовского кризиса настолько усилили антиреформистские настроения в обществе и расширили электорат коммунистических, национал-патриотических и этатистских партий и движений, что отпала необходимость и в сохранении организационных структур, объединявших оппозицию перед лицом "партии власти" (тем более что последней, как единой общенациональной силы, уже не существовало). Представлялось, что на расширившемся чуть ли не до бесконечности электоральном поле хватит места всем "народным патриотам", и уже в конце октября 1998 г. Компартия РФ объявила, что пойдет на парламентские выборы не в составе НПСР, а самостоятельно. Своим союзникам она предложила сформировать еще две "колонны" - аграрную и "патриотическую" (позже тезис о "трех колоннах" несколько трансформировался и приобрел следующий вид: под первой "колонной" понималась КПРФ, под второй - патриоты радикальные, под третьей - патриоты "просвещенные"). Союзники - в первую очередь, Аграрная партия России и движение "Духовное наследие" - отнеслись к этой идее без всякого энтузиазма и некоторое время пытались убедить руководство КПРФ в необходимости сохранения единого "народно-патриотического фронта". Однако лидеры Компартии настолько уверовали в свой грядущий триумф, что согласны были пожертвовать теми несколькими процентами голосов, которые оттянули бы на себя АПР и ДН в случае самостоятельного участия в выборах. (То, что аграрии и гипотетические "Патриоты России" смогут преодолеть 5%-ный барьер, не считали возможным, пожалуй, ни сами АПР и "Духовное наследие", ни тем более КПРФ. Однако широкие круги КПРФвского начальства не желали делать из партии паровоз, на котором в Госдуму въехали бы многочисленные, но маловлиятельные союзники коммунистов по НПСР.)
   Политические настроения правящего слоя бюрократии после августовского финансового кризиса 1998 г. заметно полевели. Одно время казалось, что обуржуазившееся чиновничество в своем поношении "обанкротившихся монетаристов" пытается перещеголять "народно-патриотическую" оппозицию, и различия между ним и бюрократией советско-партийного образца стерлись окончательно. В бюрократической элите на первый план сама собой выдвинулась фигура московского мэра Юрия Лужкова, давно известного своей неприязнью к идеологам рыночных реформ ("гайдарам и чубайсам"), а также нескрываемой симпатией к белорусскому президенту А.Лукашенко. Такая "смена ведущего", несомненно, имела знаковый характер. В условиях исчезновения "партии власти" как централизованной силы и отхода на второй план президента и его администрации это означало, что инициативу по объединению бюрократических элит страны перехватило региональное чиновничество. В создаваемое московским мэром движение "Отечество" едва ли не в массовом порядке стали переходить губернаторы, ранее состоявшие в НДР и не единожды клявшиеся в верности Б.Ельцину. Сам Ю.Лужков рассматривался как один из фаворитов будущей президентской кампании, и его претензии на роль лидера восстанавливаемой "партии власти" выглядели поэтому вполне естественными.
   Для либерально-интеллигентской части политического спектра августовский финансовый кризис имел неоднозначные последствия. С одной стороны, усилились позиции "Яблока", которое получило лишний повод указать на "бесперспективность" курса, отстаиваемого идеологами начатых в 1992 г. рыночных реформ. Это только укрепило "яблочное" руководство в приверженности изоляционистской тактике. Лидеры "Яблока" и раньше не считали нужным вступать ни в какие блоки и союзы с соседями по политическому спектру, а теперь они просто решили, что у них уже не осталось конкурентов. С другой стороны, для всех остальных партий и движений либерального толка стала очевидной необходимость преодоления раздробленности. Создание единого блока было подхлестнуто гибелью в ноябре 1998 г. лидера партии "Демократическая Россия" Галины Старовойтовой, но данный вопрос и без того давно уже стоял в повестке дня. В образованную в декабре 1998 г. коалицию "Правое дело" вошли почти все (кроме "Яблока") более или менее известные либерально-демократические организации, причем их лидеры на этот раз твердо следовали своим обещаниям отставить в сторону все разногласия и амбиции ради достижения общей цели.
   Кроме того, к концу 1998 г. стало окончательно ясно, что судьба либерализма в России напрямую связана с тем, насколько успешным будет привлечение к участию в политической жизни страны представителей буржуазии - класса потенциально мощного, но в российском политическом процессе еще не задействованного. Политическая индифферентность российских предпринимателей обусловлена целым рядом факторов, важнейшими из которых являются его социальная незрелость, наличие широких возможностей для экстенсивного развития, теневой характер значительной части российского бизнеса и т.п. Те бизнесмены, которые на протяжении 90-х гг. занимались какой-либо политической деятельностью, преследовали в первую очередь личные интересы и были мало озабочены защитой корпоративных интересов, не говоря уже об интересах общеклассовых, т.е. политических. Тем не менее в 1997-98 гг. значительные слои предпринимателей, особенно в регионах "красного пояса", уже успели испытать мощное давление со стороны бюрократии, пытавшейся решить финансовые проблемы путем усиления налогового пресса на бизнес. По ряду крупных областных центров неоднократно прокатывались волны забастовок и других акций протеста, организуемых мелкими и средними предпринимателями, крайне недовольными резким ростом всякого рода поборов. Удар, нанесенный по российскому бизнесу августовским финансовым кризисом 1998 г., хотя и был достаточно чувствительным, однако явился не "пулей в сердце", а чем-то вроде контрастного душа. Во-первых, он заставил буржуазию полностью мобилизовать свои силы, а во-вторых, освободил для отечественного производителя ниши, ранее занятые иностранными конкурентами. Самое же главное, он убедил значительную часть предпринимателей, что политика - отнюдь не пустая говорильня, и ее игнорирование приводит к самым неприятным сюрпризам, подобным тому, что произошло в августе 1998 г. Немалую тревогу среди широких слоев мелкой и средней буржуазии вызвали и планы правительства Е.Примакова усилить государственное влияние на экономику, использовать денежную эмиссию для решения бюджетных проблем и т.п. Угроза бюрократического реванша осенью 1998 г. способствовала даже некоторому увеличению численности партий либеральной ориентации - прежде всего ДВР. Причем значительную часть новых членов составили именно предприниматели.
   Необходимость опоры на широкие слои буржуазии, эвфемистически именуемой "средним классом", - традиционное общее место в программах всех мало-мальски либеральных партий, однако только к осени 1998 г. данная установка из области чистой теории начала постепенно переходить в практическую сферу. Перед либеральными организациями, прежде опиравшимися в основном на интеллигенцию (в той или иной степени буржуазную), открылась наконец возможность преобразования в партии буржуазные по преимуществу. Созданное в декабре 1998 г. "Правое дело" и его прямой наследник - Союз правых сил - явились прообразом буржуазной партии. По своему социальному составу эти организации оставались в основном интеллигентскими, однако их потенциальная социальная база была гораздо шире, и чем дальше, тем более очевидным это становилось. Если, например, "Правое дело" выглядело как все еще интеллигентская организация только с легким налетом буржуазности, то СПС правильнее определить уже как союз буржуазной интеллигенции и интеллигентной буржуазии.
   Между тем, вопреки всем прогнозам, ситуация в стране на протяжении 1999 г. развивалась не по тому катастрофическому сценарию, который рисовался в общественном сознании осенью 1998 г. Торможение темпов инфляции и падения национальной валюты, становящийся все более явным рост производства, погашение задолженностей по пенсиям и зарплатам и пр. вели не к возрастанию, а ослаблению социальной напряженности. Вместо ожидаемой люмпенизации значительных масс населения налицо было достижение определенной общественной стабильности. Это обстоятельство внесло существенные коррективы в расстановку политических сил.
   Первым "перемену ветра" почувствовало весьма отзывчивое на конъюнктуру чиновничье сообщество. Если до декабря 1998 г. претензии Ю.Лужкова на роль лидера обуржуазившейся бюрократии мало кем оспаривались, то уже с конца января 1999 г. стали выкристаллизовываться новые центры консолидации регионального начальства - "Голос России" во главе с самарским губернатором Константином Титовым и "Вся Россия", создаваемая по инициативе глав ряда национальных республик (Минтимер Шаймиев - Татарстан, Муртаза Рахимов - Башкортостан, Руслан Аушев - Ингушетия и др.). Проблема состояла в особенностях политического поведения "республики чиновников", т.е. сообщества глав субъектов Российской Федерации. Начальник достаточно легко терпит диктат вышестоящих структур, но признать первенство за равными себе по статусу согласен только в самом крайнем случае. В 1995 г. руководители регионов бегом бежали записываться в "Наш дом - Россия" потому, что "партия власти" имела строго централизованный, иерархический характер, и никто из губернаторов, будь он избран или назначен, и помыслить не мог занять ступень в иерархии выше, чем та, которую ему отведет федеральная власть. К осени 1998 г. единая централизованная "партия власти" приказала долго жить, на смену ей пришли 89 "партиек власти" регионального значения. Однако в условиях, когда катастрофический сценарий казался самым правдоподобным, даже самые гордые и суверенные региональные лидеры скрепя сердце готовы были признать приоритет за самым мощным из своих коллег. Но и тогда вопрос о том, какое место во вновь создаваемой иерархии займет каждый из них, оставался открытым. В централизованной "партии власти" все было ясно - имелся верховный арбитр в лице президента, существовала высшая лига, которую составляли администрация президента и правительство, первая лига - руководители субъектов Федерации, и т.д. В "партии власти" потенциальной, еще только создаваемой, место под солнцем предстояло завоевывать в жесткой конкурентной борьбе, и победителями, понятно, могли стать лишь немногие. Чтобы не дать этой борьбе свести на нет все усилия по созданию единой структуры, необходимо известное самоотречение, на которое бюрократию может подвигнуть только экстремальная ситуация, будящая в ней инстинкт самосохранения. Едва только ситуация перестает быть экстремальной, конкурентная борьба перевешивает стимулы к объединению. С появлением же фаворитов оттесненные в сторону участники схватки теряют интерес к предмету борьбы. В сущности, по этому алгоритму и развивались все созданные в конце 1998 - 1999 гг. "губернаторские блоки": ОПОО "Отечество", "Голос России", "Вся Россия". Поначалу интерес к ним проявляли от четверти до трети региональных лидеров, однако по мере определения круга фаворитов у всех оставшихся не у дел этот интерес угасал, и блоки из общероссийских превращались, по сути, в межрегиональные. В итоге созданные объединения вынуждены были искать союза друг с другом, вновь привлекая к себе сторонников и вновь теряя их после очередного формирования круга "губернаторов первого сорта". В ходе этих объединительных перипетий из борьбы, в частности, выбыл "Голос России", превратившийся в партию одного губернатора - самарца К.Титова - и вступивший после этого в коалицию с "Правым делом". "Отечество" же и "Вся Россия" в августе 1999 г. слились в единый избирательный блок, найдя себе нового лидера - отставленного с поста премьер-министра Евгения Примакова, сыгравшего уже знакомую ему роль компромиссной фигуры (на этот раз компромисс выразился в том, что несколько "сильных" губернаторов - Ю.Лужков, М.Шаймиев и др. - согласились признать первенство за политиком, более них подходившим на роль "общенационального лидера").
   Однако в тот самый момент, когда процесс бюрократического блокостроительства казался уже завершенным, к активной политической деятельности неожиданно вернулась федеральная администрация, сумевшая за считанные дни буквально из ничего сложить "НДР № 2" - блок "Межрегиональное движение "Единство"" ("Медведь"), которому присягнули на верность губернаторы ряда дотационных регионов, не имевших шансов на лидерство ни в одном из "губернаторских блоков". Подобный поворот событий стал возможным благодаря восстановлению президентской властью значительной части утраченного политического влияния. В мае 1999 г. Б.Ельцин, воспользовавшись неспособностью "парламентского большинства" пожертвовать хоть чем-то ради своего же ставленника на посту премьер-министра, отправил Е.Примакова в отставку, а в августе заменил и его преемника - С.Степашина, поставив во главе правительства директора ФСБ и секретаря Совета безопасности РФ Владимира Путина. Сам факт, что эти неожиданные для всего общества "рокировочки" не вызвали никаких негативных последствий, наглядно свидетельствовал о том, что очевидный экономический рост и понижение градуса социальной напряженности не имеют ни прямого, ни косвенного отношения ни к парламенту, ни к лицам, стоящим во главе кабинета министров. Президентская же власть, если и не присвоила себе все эти заслуги, то смогла продемонстрировать, что в условиях более или менее стабильного развития способна существовать и безо всякого благоволения Думы. Перехватив инициативу, она смогла наконец-то непосредственно включиться в процесс подготовки к выборам, делая при этом ставку на "свежую" для российской политики фигуру В.Путина. Ни для кого не являлось секретом, что блок "Медведь", руководить которым был поставлен министр по чрезвычайным ситуациям Сергей Шойгу, должен ассоциироваться прежде всего с новым председателем правительства, с первых дней своего премьерства сумевшим зарекомендовать себя как жесткого управленца - хотя бы тем, что не побоялся взять на себя ответственность за достаточно рискованные шаги, в том числе касающиеся начала военной операции в Дагестане, а затем и Чечне. Таким образом, у передового отряда региональной бюрократии, объединившегося под знаменами "Отечества - Всей России", неожиданно появился мощный конкурент, действующий на одном с ОВР участке электорального поля.
   Стабилизация общественной жизни, наблюдаемая вполне отчетливо уже в первые месяцы 1999 г., внесла некоторые изменения и в расстановку сил в либеральной части политического спектра. Перспективы либерализма к этому времени перестали выглядеть совсем уж безнадежными. Это, с одной стороны, несколько ослабило у либеральных организаций стимулы к единству. В первую очередь это касалось таких "молодых" объединений, как созданное в конце 1998 г. движение "Новая сила", чей лидер С.Кириенко начиная с февраля 1999 г. перестал участвовать в заседаниях Координационного совета "Правого дела" и начал выступать за более "широкий" подход к выбору союзников, в число каковых он включил не только коллег по ПД, но и "Яблоко", а отчасти и "губернаторские блоки" - "Голос России" и даже "Отечество". С другой стороны, намерение побороться за либерально настроенного избирателя выразили новые силы - в частности, тот же "Голос России" и внезапно всплывший из небытия "Наш дом - Россия", которому еще в конце 1998 г. был поставлен диагноз "скорее мертв, чем жив". Оба эти объединения стали активно подчеркивать либерально-консервативный характер своих программ. Чтобы предотвратить дробление либерально ориентированного электората, лидеры "Правого дела" были вынуждены вступить в переговоры со всеми новыми претендентами на роль выразителей либеральных и либерально-консервативных взглядов. В августе 1999 г. к этим переговорам присоединился также очередной отставник с поста премьер-министра Сергей Степашин, и ему было предложено возглавить формируемую "широкую правоцентристскую коалицию". Консультации, однако, завершились не так, как предполагалось изначально. НДР в конце концов предпочел самостоятельное участие в выборах, С.Степашин ушел в "Яблоко", а "Правое дело", "Новая сила" и "Голос России" образовали избирательный блок "Союз правых сил". Тем самым потраченные на переговоры усилия привели к фактическому восстановлению первоначальной конфигурации "Правого дела", подкрепив ее к тому же поддержкой губернатора одного из не самых последних российских регионов. Потеря НДР потерей, впрочем, и не являлась. Для "Нашего дома" куда выгодней был бы союз с каким-нибудь из ответвлений "партии власти", однако в ОВР его никто не приглашал, а к созданию "Медведя" приступили уже после того, как НДР зарегистрировал свой федеральный список. С.Степашин мог выглядеть "выгодной партией" только в августе 1999 г. - сразу после своей отставки. Когда же начал стремительно расти рейтинг В.Путина, фигура экс-премьера во многом утратила свою привлекательность. Что касается союза С.Степашина с "Яблоком", то в каком-то плане его тоже можно рассматривать как следствие стабилизации общественных настроений - в условиях нарастания социальной напряженности коалиция "яблочников" с кем-то из близких президенту чиновников, пусть и отставных, была бы просто немыслимой. Тем не менее этот союз все равно производил странное впечатление, поскольку с точки зрения потенциальных преимуществ представлял гораздо больший интерес для экс-премьера, нежели для "Яблока". Лидерам последнего пришлось немало потрудиться, чтобы убедить не только электорат, но и собственных однопартийцев в том, что в подобном альянсе нет ничего неприличного. Не исключено, что сторонники Г.Явлинского оказались вынуждены пойти на такой шаг под давлением спонсоров - поскольку "Яблоку" не удалось установить сколько-нибудь систематических связей с предпринимательскими кругами, оно оказалось в опасной зависимости от одного или нескольких крупных покровителей, в отношениях с которыми было лишено свободы маневра.
   Позже всех изменение общественной ситуации осознали на антилиберальном фланге. КПРФ до самого лета придерживалась установки на участие в выборах "тремя колоннами" и только в июне-июле, когда стало ясно, что ставка на всеобщую люмпенизацию не оправдалась, изменила свою тактику, пригласив под свое крыло союзников по НПСР, бесцеремонно выставленных за дверь осенью 1998 г. Желая подсластить пилюлю, руководство Компартии объявило о создании "широкого" блока "За Победу!", однако в действительности речь шла о включении представителей иных партий в федеральный список КПРФ, причем право решать, кого и куда в нем поместить, коммунисты оставляли за собой. Впрочем, в другой ситуации союзники КПРФ согласились бы и на эти условия. Однако изменение общественных настроений они почувствовали не хуже лидеров Компартии. "Духовное наследие" к этому времени вовсю налаживало контакты с "Отечеством", а АПР вообще удалось просочиться в число учредителей ОВР. В итоге КПРФ переманила к себе лишь часть аграриев и некоторых представителей ДН, предав анафеме официальное руководство обеих организаций. В соответствии с изменившейся ситуацией Компартия уже не поощряла слишком откровенных заигрываний с люмпенскими настроениями, и поэтому решение движения "В поддержку армии, оборонной промышленности и военной науки" (В.Илюхин, А.Макашов) идти на выборы самостоятельно не вызвало с ее стороны того негодования, какое сопровождало аналогичные шаги АПР и "Духовного наследия". Напротив, с ДПА было подписано соглашение о сотрудничестве. Тем самым были как бы разделены сферы влияния: Движению в поддержку армии отдавался на откуп электорат ЛДПР и прочих люмпенских и люмпеноидных организаций, а КПРФ оставляла за собой своего традиционного избирателя, в работе с которым, учитывая конъюнктуру момента, использовала гораздо более осторожные, чем год назад, формулировки. Предвыборную программу Компартии, к написанию экономической части которой приложил руку бывший лидер Демократической партии России Сергей Глазьев, местами трудно было отличить от аналогичных документов ОВР. Таким образом, КПРФ вернулась на свои докризисные позиции и даже немного "поправела", что, впрочем, могло быть обнаружено только в результате особо пристального вглядывания.
   Обстановка же на люмпенском и люмпеноидном поле напоминала сумятицу осени 1995 г. в либерально-демократическом лагере. На окучивание сильно ужавшегося в размерах участка бросилось более полутора десятка претендентов. Кроме традиционно пасшейся здесь ЛДПР, а также ДПА, это были, в частности, радикально-коммунистические и леворадикальные "Сталинский блок - за СССР", "Коммунисты, трудящиеся России - за Советский Союз", Партия мира и единства, Фронт национального спасения, "Мир. Труд. Май", национал-патриотические "Русское Дело", "Спас", "Русский дом", Российский общенародный союз, "Конгресс русских общин и Движение Юрия Болдырева", серо-буро-малиновые Консервативное движение России, Всероссийская политическая партия народа, Партия пенсионеров, Русская социалистическая партия и др. В силу люмпеноидной сущности подавляющее большинство этих объединений не могло ни сколько-нибудь адекватно воспринять изменение общественной ситуации, ни объединить усилия ради достижения общей цели - тем более что таковой просто не могло быть: каждый здесь был сам за себя и против всех.
   В итоге на финишную прямую избирательной кампании вышли 26 избирательных объединений и блоков, однако реальными претендентами на преодоление 5%-ного барьера были только шесть. Причем сохранить в неприкосновенности ранее застолбленный участок электорального поля удалось лишь КПРФ. Не прилагая практически никаких усилий (следов ее предвыборной агитации, кроме как в сугубо партийных СМИ, почти нигде замечено не было), она одним фактом своего существования обеспечивала консолидацию электората, ностальгирующего по временам брежневского застоя. Остальные лидеры избирательной кампании "своими" участками электорального поля овладевали в ожесточенной конкурентной борьбе: "Медведь" - с ОВР, Союз правых сил - с "Яблоком", ЛДПР (точнее, в экстренном порядке сменивший ее "Блок Жириновского") - с прочими претендентами на симпатии избирателей, полагающих, что для того, чтобы к ним вернулся "потерянный рай", достаточно пары оплеух кой-каким нехорошим людям.
   Любопытно, что в начале думской кампании считалось, что, кроме КПРФ, гарантированно проходят в Госдуму только ОВР и "Яблоко", тогда как перспективы "Медведя", СПС и ЛДПР ("Блока Жириновского") представлялись весьма туманными. Однако по мере приближения даты выборов "аутсайдеры" все увереннее теснили "фаворитов", с каждой неделей отнимая у них все новые и новые голоса. За неделю до 19 декабря социологические опросы показывали, что "Медведь" обогнал ОВР, а СПС догнал и даже чуть-чуть обошел "Яблоко". Безусловно, все это объяснялось удачами и находками пропагандистской кампании одних и просчетами других. Однако при дальнейшем анализе нельзя отмахнуться от вопросов: насколько эти удачи и просчеты были случайны и субъективны, не лежало ли под ними что-либо более серьезное и фундаментальное?
   Так, ОВР несомненно проиграло "информационную войну" "Медведю", за которым стояла федеральная исполнительная власть и контролируемые ею государственные телеканалы. Да, методы, использованные в борьбе против лидеров "Отечества - Всей России", зачастую было трудно отнести к разряду не только безупречных, но и вообще допустимых. Но при этом нельзя забывать, что инициаторами этой "информационной войны" явилось именно ОВР, которое изначально строило свою пропагандистскую кампанию на пинании Кремля, на который давно уже смотрели как на "дохлую собаку". Когда же эта "дохлятина" внезапно ощерила зубы и выдрала из зависшей в пинке ноги кусок мяса, обнаружилось, что ни лидеры, ни руководители избирательной кампании ОВР к такому повороту событий абсолютно не готовы. Им не только отказала выдержка, что было вполне естественно, если учесть, что до этого в течение долгого времени они, по достаточно мягкому выражению А.Чубайса, жили "в сильно облегченной информационной среде" (А.Чубайс. "Я сделаю все, чтобы поддержать Путина" // Коммерсантъ, 24 ноября 1999 г.). Что гораздо непростительнее, они выбрали в корне неверную оборонительную тактику, собственными руками добивая свой годами складывавшийся имидж. Своими сетованиями на травлю - поначалу мнимую, а затем уже вполне реальную - Ю.Лужков и, особенно, Е.Примаков из "хозяев жизни" превращали себя в глазах общественного мнения в брюзжащих стариков, неспособных даже держать удар, не говоря уже о том, чтобы контратаковать. Но была ли такая тактика случайной? Сомнительно. На ринге один боксер навязывает свою тактику другому не потому, что второй чего-то не просчитал, а потому, что первый объективно сильнее. То же самое и в поединке "Отечества - Всей России" с "Медведем" - точнее с федеральной исполнительной властью. В сложившихся российских условиях федеральная власть, вынужденная время от времени брать ответственность за более или менее серьезные шаги, практически всегда, за редким исключением, была сильнее региональной бюрократии, избалованной привычкой чуть что перекладывать ответственность на центр. Главные методы регионального чиновничества в большой политике - удары исподтишка, партизанская война, "своевременное предательство" и т.п., в открытом же бою оно федеральной бюрократии не соперник - ни по способности и умению привлекать на свою сторону новых союзников, ни по объему концентрируемых в руках ресурсов, ни, наконец, по настойчивости и выносливости в ходе поединка. В парламентской же кампании 1999 г. имело место именно открытое столкновение, и эту схватку, так же как и 1993 г., выиграло федеральное чиновничество.
   Рост рейтинга "Медведя" объяснялся не столько "популярностью" чеченской войны и харизмой В.Путина, сколько стабилизацией общественной ситуации. Чего стоили бы все успехи на Кавказе или твердость и решительность премьер-министра, если бы в стране продолжались падение производства, рост темпов инфляции и увеличение задолженностей по пенсиям и зарплатам? Сыграла свою роль и та самая "виртуальность" нового политического представительства "партии власти", на которую впоследствии неоднократно указывали наблюдатели, а также неясность с ответом на вопрос: каково же реальное содержание политической программы как самого председателя правительства, так и патронируемого им блока? Именно потому, что ничего определенного по данному поводу сказать было невозможно, каждый волен был давать на этот вопрос тот ответ, какой ему больше импонировал. Во многом голосование за "Единство" (= за В.Путина) было голосованием за "идеального начальника". Со всеми прочими "генералами" от чиновничества - как из КПРФ, так и из ОВР - все было ясно: за долгие годы своего присутствия на политической сцене они успели порядком "засветиться". С "Единством" и В.Путиным не было ясно ничего, поэтому на них можно было возлагать любые надежды. В каком-то смысле голосование за "идеального начальника" - это определенный прогресс по сравнению с голосованием за начальника конкретного. Значит, конкретным чиновникам уже не верят, верят только идеальным, т.е. тем, которые в реальности еще не попадались. Следующим шагом на этом пути может быть только констатация факта, что такого начальника, за которого стоит голосовать, в природе не существует, и потому передоверивать кому-то право действовать вместо себя, но от твоего имени совершенно недопустимо.
   Что касается противостояния СПС и "Яблока", то последнее, судя по всему, наступило на те же грабли, что и ОВР. Как и в 1995 г., "яблочники" в своей пропагандистской кампании не прочь были сделать акцент на контрасте с соседями по политическому спектру. При этом они не учли, что СПС - это отнюдь не ДВР-ОД образца 1995 г. Первое же серьезное столкновение - дебаты между А.Чубайсом и Г.Явлинским 25 ноября 1999 г. - наглядно продемонстрировали, что, в отличие от Е.Гайдара, нынешние лидеры либералов отнюдь не намерены подставлять левую щеку после плюхи по правой, а гораздо охотнее бьют первыми. "Яблоко" вообще недооценило масштаб перемен, произошедших в социальной базе либералов после парламентской кампании 1995 г. Ему казалось, что это по-прежнему та же самая в значительной степени деморализованная и дезориентированная интеллигенция, которая, потеряв за годы реформ статус властительницы умов, взамен не приобрела практически ничего. На самом деле к 1999 г. либерально ориентированный электорат заметно обуржуазился, и, с его точки зрения, в поведении "Яблока" было слишком много такого, что простительно для отчаявшегося интеллигента, но непростительно для человека, твердо стоящего на своих ногах и самого управляющего своей судьбой. В не замедливших появиться после выборов объяснениях причин победы СПС над "Яблоком", как представляется, слишком гипертрофировалась роль позиции обеих организаций по отношению к Чечне и к премьер-министру В.Путину. На самом деле, как правильно отметил Е.Гайдар, ни одна политическая сила в России, включая "Яблоко", не выступало за принципиально иной курс в решении чеченской проблемы, нежели тот, который предложило правительство - т.е. последовательное доведение до конца военной операции (Егор Гайдар. "Мы сделали серьезный шаг вперед" // Русская мысль, Париж, № 4298, 23 декабря 1999 г.). А.Чубайс подловил оппонента не на выступлении против российской армии (обвинение в "предательстве", брошенное им Г.Явлинскому, действительно, выглядело непозволительным "перехлестом"), а на том, что план лидера "Яблока" по решению чеченской проблемы является не чем иным, как пустым сотрясанием воздуха, не подразумевавшим никаких шагов по своему реальному осуществлению. С точки зрения отчаявшейся интеллигенции, заявить о своем несогласии с происходящим, пусть даже это останется лишь декларацией, - образ действий не только допустимый, но и единственно возможный. С точки зрения предпринимателя, рассматривающего политика как адвоката, с которым предстоит заключать или не заключать контракт о равноправном партнерстве, самые правильные и эффектные декларации, не способствующие необходимому итогу, - пустая трата времени и доверия клиента. "Правые" просто сумели продемонстрировать своему избирателю, что с "яблочниками" не стоит заводить никаких серьезных дел, поскольку они изначально не собираются брать на себя никаких обязательств, а за их обещаниями не стоит ровным счетом ничего.
   Похожим образом обстоит дело и с В.Путиным. Утверждение, что Союз правых сил победил благодаря поддержке со стороны премьер-министра, является очень сильным преувеличением. Те, кто собирались отдать голоса за В.Путина, сделали бы это и без всякого "равнения направо". За СПС голосовали те, для кого имя "Путин" отнюдь не исчерпывало электоральной мотивации. Просто готовность к взаимодействию с премьером достаточно органично укладывалась в алгоритм политического поведения Союза правых сил - точно так же, как в алгоритм поведения "Яблока" она не укладывалась вообще. Насколько для буржуазии естественно налаживать взаимовыгодное сотрудничество с властью, тем более если и последняя обещает поддержку со своей стороны, настолько же для протестующей интеллигенции никакие соглашения со власть имущими неприемлемы. Так что СПС и "Яблоко" вели борьбу каждый за своего избирателя. И если Союз правых сил борьбу за буржуазно-интеллигентский и интеллигентно-буржуазный электорат безусловно выиграл, то сказать, что "яблочники" сохранили за собой электорат сугубо интеллигентский, можно только с существенными оговорками.
   Дело в том, что к 1999 г. "Яблоко" окончательно превратилось в организацию клиентельно-вождистского типа, не способную ни на малейшее самопожертвование, нетерпимую к любому внутрипартийному инакомыслию, к любому непослушанию, все внутренние вопросы решающую не консенсусом, а волею узкого круга приближенных к лидеру лиц. Внутреннее устройство организации, таким образом, ни в малейшей степени не соответствовало характеру интеллигентских ценностей. Интеллигентской партии более свойственна размытая горизонтальная структура, допускающая возможность широкого разброса мнений и дискуссий по всем вопросам. Устройство же "Яблока" достаточно резко контрастировало со вполне интеллигентским содержанием излагаемых им идей и, естественно, это несовпадение способно было внушить серьезные сомнения в искренности "яблочников". Стоит отметить, что и "яблочная" предвыборная агитация, судя по клипам на телевидении, была рассчитана на кого угодно, только не на интеллигенцию. Складывалось впечатление, что за свой электорат сторонники Г.Явлинского абсолютно спокойны и теперь не прочь отхватить кусок у КПРФ и ОВР. Разумеется, эта ошибка носила достаточно субъективный характер, но была ли эта субъективность случайной для организации, социальную базу которой составляют те слои интеллигенции, которые предпочитают возлагать ответственность за свое не ахти какое положение на кого угодно, только не на себя? Известная люмпенизированность электората и членского состава "Яблока" обусловливала и достаточно люмпеноидный характер как его структуры - сектантской, клиентельно-вождистской, - так и его блоковой политики - сугубо изоляционистской. В условиях, когда приток свежих кадров в партию ограничен, а старые подвергаются беспощадному "выкорчевыванию" при проявлении излишней самостоятельности или конфликтах с вождем и его ближайшим окружением, от организации трудно ожидать какого-либо иного взгляда на вещи, кроме субъективистского, перерастающего порою в солипсистский.
   Наконец, победа В.Жириновского в борьбе за безнадежно люмпенизированный электорат была обусловлена тем, что он, в отличие от своих основных конкурентов-люмпеноидов - самый что ни на есть настоящий люмпен. Люмпеноиды в политическом плане, что ни говори, - всего лишь жалкие копии люмпенов: позаимствовав их недостатки, они неспособны перенять их главное достоинство, заключающееся в идеологической супергибкости, плавно переходящей в полную безыдейность. Люмпеноиды слишком идеократичны, для них "потерянный рай" навсегда остался в прошлом. Люмпены всеядны, они живут настоящим, их "рай" не привязан ни к прошлому, ни к будущему - он там, где им хорошо. Поэтому люмпеноиды пытаются навязать электорату свое представление о лучшем, а люмпены стараются угадать, что от него хочет услышать сам избиратель. В этом смысле люмпен всегда в более выгодном положении, нежели люмпеноид, который, как правило, ничего не хочет забывать и ничему не учится. Естественно, что принадлежность к люмпенам сама по себе еще ничего не гарантирует. Так, вряд ли лидеры Консервативного движения России и Всероссийской политической партии народа Лев Убожко и Анзор Аксентьев-Кикалишвили люмпены в меньшей степени, чем В.Жириновский. Просто лидер ЛДПР - политически талантливый люмпен, а они - политически бездарные.
   Голосование 19 декабря 1999 г. внесло существенные изменения в расстановку политических сил. КПРФ, выйдя на первое место по числу голосов, полученных по пропорциональной системе, - 24,29%, тем не менее, утратила безусловную гегемонию на электоральном поприще. Буквально в затылок ей дышал "Медведь" (23,32%). ОВР, которому еще летом предрекали едва ли не безусловное лидерство, оказался только на третьем месте с 13,33%. На четвертое место вышел Союз правых сил (8,52%), далее следовал "Блок Жириновского" (5,98%), и замыкало шестерку объединений, прошедших в Думу, "Яблоко" (5,93%). Любопытно, что из неудачников к заветной 5%-ной планке, в отличие от предыдущей кампании, сколько-нибудь близко не сумел подойти никто. Самый "успешный" - блок "Коммунисты, трудящиеся России - за Советский Союз" - получил 2,22%, за ним шли "Женщины России" (2,04%), Партия пенсионеров (1,95%) и НДР (1,19%). Остальные 16 участников выборов получили менее 1% голосов каждый. Само по себе это обстоятельство, а также норма избирательного закона, обязывающая объединения, набравшие менее 2% голосов, компенсировать расходы за бесплатно предоставленное государством эфирное время, способны сыграть благоприятную роль в создании предпосылок для формирования партийной системы - уже тем, что ограничат число "джентльменов удачи", считающих своим священным долгом участвовать в каждых выборах. Самое же главное - уменьшение числа "потерянных голосов", отданных за объединения-аутсайдеры, свидетельствует о том, что российский избиратель начал приобретать кое-какие навыки в распознавании и отсеивании мало-мальских значимых партийных величин от мнимых.
   Итак, с политической точки зрения ситуация в российском парламенте безусловно изменилась. Откровенные антиреформисты в лице КПРФ и ее союзников потеряли даже относительное большинство. В целом Госдума стала гораздо более центристской. Мало того, многие представители вполне прокоммунистической депутатской группы "Народовластие" в новом составе палаты присоединились к вполне центристским "Регионам России" - аналогу "Российских регионов" в предыдущей Думе. "Партия власти" получила такое представительство, каким не обладала ранее никогда: фракция "Единство" (82 депутата) и созданная не без участия президентской администрации группа "Народный депутат" (59) получили едва ли не треть голосов. Кроме того, в Госдуме наконец-то, после четырех лет вынужденного перерыва, появилось представительство "классических" либералов в лице Союза правых сил (32). Правда, им и социал-либералами из "Яблока" (21) вместе досталось примерно столько же мандатов, сколько в прошлом составе ГД было у одного "Яблока". Но тогда это получилось благодаря мультипликативному эффекту, теперь же за каждым депутатом стояло гораздо большее количество голосов избирателей, нежели раньше. Наконец, "жириновцы", представленные в новой Думе куда более скудно, чем в прошлой, окончательно перестали быть силой, во-первых, сколько-нибудь оппозиционной "партии власти", а во-вторых, что-либо решающей.
   Однако, если рассмотреть состав депутатского корпуса с точки зрения социального представительства, легко обнаружить, что особых изменений в общем-то не произошло. Доминирующие позиции по-прежнему остались за разными отрядами чиновничества - партийно-советского образца (КПРФ + Аграрно-промышленная депутатская группа = 90 + 39), федеральной "партии власти" ("Единство" + "Народный депутат" = 82 + 59), "партий власти" региональных (ОВР + "Регионы России" = 45 + 41). Итого - 356 мандатов (79%). Единственным существенным отличием от прежней Госдумы стало заметное уменьшение представительства люмпенов в лице ЛДПР (17 мандатов = менее 4%), да появление какого-никакого представительства буржуазной интеллигенции и интеллигентной буржуазии в лице СПС (32 места = чуть больше 7%). (В этом плане хотелось бы подискутировать с М.Колеровом - М.Колеров. Государство и дети: "правым силам" некуда возвращаться. В частности, на его вполне справедливое замечание о засильи во фракции СПС "комсомольских функционеров" - возразить: к сожалению, других защитников интересов буржуазии в нашей стране пока нет. А на не менее справедливый упрек: почему интеллектуальные штабы "правых" не оказывали и не оказывают никакой "бухгалтерско-юридической" поддержки "массе мелкой и средней "буржуазии"", - ответить упреком же: кто в конце концов кому больше должен помогать в защите собственно буржуазных интересов? Что ни говори, но российские предприниматели, даже со всеми скидками на социальную юность, - сами по себе отнюдь не невинные младенцы: как никак не менее половины из них - люди с высшим образованием, а процентов около десяти - так вообще с кандидатскими степенями. В любом случае - пока защитой буржуазных интересов не начнет заниматься сама буржуазия, с ведущей ролью "комсомольских функционеров" и представителей интеллигенции в либеральных партиях хочешь - не хочешь, а придется мириться.)
   Однако зададимся вопросом: насколько смена состава парламента продвинула страну к формированию партийной системы? Приходится признать, что не особенно далеко. Прежде всего, в новой Госдуме никакого сколько-нибудь внятного большинства создано быть не может. "Партия власти" при всех потугах способна мобилизовать в свою поддержку не более трети депутатских мандатов. Впрочем, будь их даже больше половины - с тем качественным составом, каким отличаются фракция "Единство" и группа "Народный депутат", формирование даже отдаленного подобия правящей партии - вещь в принципе невозможная. Вообще, следует отметить, что с каждой новой Думой качественный состав парламентского представительства исполнительной власти только ухудшается. Наиболее пристойным он был в Госдуме первого созыва - "Выбор России", получи последний достаточное количество мест, вполне мог бы претендовать на роль правящей партии. Ведущая роль интеллигенции в руководстве блоке не могла не оказать благотворного влияния и на его политическую линию - вполне самостоятельную и последовательную. Фракция НДР в Госдуме второго созыва уже в силу специфики своего персонального состава не могла играть никакой самостоятельной роли, поскольку состояла сплошь из людей, узнающих о своей политической позиции от начальства. Однако до такого убожества, как в "Единстве", не докатилась даже она. Если "Наш дом" рекрутировал на парламентские работы второй сорт чиновничества и околочиновной интеллигенции, то волна электорального успеха "Медведя" внесла в Госдуму третий и четвертый сорт вперемешку с откровенными политическими маргиналами типа лидера Российской христианско-демократической партии Александра Чуева, руководителей Российского движения "Поколение свободы" Владимира Семенова и Владимира Коптева-Дворникова или председателя Исполкома Союза мусульман России Абдул-Вахеда Ниязова. Понятно, что в данном случае речи нет даже о соблюдении внешних приличий - депутаты от "Единства" почти не пытаются хотя бы сделать вид, что принимают решения самостоятельно. Правящей партией такое образование не может быть по определению.
   Еще хуже обстоит дело с группой "Народный депутат". При ее формировании, судя по всему, никаких других методов, кроме завуалированного "do ut des" ("ты мне - я тебе"), не применялось. Чем-то иным трудно объяснить ее удивительную разношерстность, а также некоторые очень странные назначения. Например, в группе не нашлось другого кандидата на пост председателя комитета по международной политике, кроме лидера Конгресса русских общин Дмитрия Рогозина - маргинального политика с откровенно люмпенскими манерами. С таким союзником, как "Нардеп", легко делить портфели. Проводить совместно с ним какую-то осмысленную политику - чистая утопия.
   Вообще, как уже отмечалось рядом наблюдателей, качественным составом и "Единство", и "Народный депутат" больше напоминают фракцию ЛДПР образца 1994-95 гг., нежели представительство респектабельного чиновничества. Во многом это плата за "виртуальность" "Медведя" и политическую неразборчивость при создании НД.
   Уровень политической культуры "Единства" и "Народного депутата" проявился еще до начала пленарных заседаний - при формировании пакетного соглашения о распределении руководящих постов в Госдуме. Столкнувшись с неизбежными в подобных переговорах трудностями, "пропутинские" объединения достаточно легко достигли сепаратной договоренности с КПРФ, оттеснив на обочину думского процесса ОВР, СПС и "Яблоко". Представляй "Единство" и НД что-либо более серьезное с политической точки зрения, они не пошли бы на такой соблазнительный в своей легкости шаг (или не поддались бы на давление в этом направлении). Не пошли бы уже потому, что за конъюнктурно-тактические выигрыши приходится дорого платить политически. Правда, как показывает развитие событий, далеко не факт, что у этих фракций вообще имеются какие-нибудь политические цели.
   Если проанализировать ситуацию с точки зрения расстановки сил, то станет ясно, что никакому большинству в Госдуме третьего созыва - ни оппозиционному, ни тем более правящему - взяться просто неоткуда. С другой стороны, "сепаратный сговор" "Единства" с КПРФ можно рассматривать как идеальный способ установления контроля над нижней палатой парламента. "Партия власти" подсунула Компартии РФ вкусную приманку на остром крючке и теперь сможет шантажировать коммунистов угрозами пересмотреть пакетные соглашения. Одновременно коммунисты на какое-то время оказались отсечены от всех возможных союзников внутри Думы - в частности от ОВР, о возможности союза которого с КПРФ так много говорилось еще в декабре. И вообще, "Единство" и "Народный депутат" в результате своего хитрого маневра заняли нишу парламентского центра, получив тем самым возможность выбирать, с кем именно блокироваться - с "левыми" или "правыми" - в каждом конкретном случае, чтобы добиться желаемой цели. Если речь пойдет о сохранении и укреплении власти (а это для "партии власти" всегда главнее всего), то можно дернуть за "крючок" коммунистов, если о принятии каких-либо содержательных законов реформаторского звучания, то можно повернуться лицом и к более правым фракциям - СПС, "Яблоку", отчасти ОВР. Тем самым воспроизводится некое подобие ситуации, сложившейся в III дореволюционной Госдуме.
   Надо сказать, в истории современного российского парламентаризма удивительно много параллелей с историей парламентаризма дореволюционного. И там и здесь правительство формировалось без опоры на парламент. И тогда и сейчас Дума первого созыва оказалась левее, чем ожидалось властями предержащими, а Вторая Дума - левее, чем Первая. И тогда и сейчас в Думе третьего созыва сложилась своеобразная "маятниковая" система, когда центральная фракция (до революции - октябристская, на рубеже тысячелетий - "Единство") имеет возможность колебаться и балансировать между двумя флангами (тогда - между кадетами и правыми, сейчас - между "правыми" и КПРФ). Правда, существенными являются и различия. Современные Думы избирались в соответствии со всеобщим избирательным правом, а не по куриальной системе. Современные Думы ни разу не разгонялись, а более лояльную власти Госдуму удалось получить без изменения избирательного закона. Правда, ни тогда, ни сейчас партийная система в России так и не сложилась. Причины, опять же, разные, однако результат - увы! - один и тот же.
   Итак, с точки зрения контроля над нижней палатой парламента соглашение "Единства" с КПРФ было шагом идеальным. Но каковы его политические последствия? А таковы, что возможность складывания в Госдуме третьего созыва постоянного политического большинства уменьшилась даже по сравнению с предыдущей Думой. Там такое большинство время от времени образовывалось хотя бы на тактической основе, здесь же не следует ожидать хоть какой-то плавности в переменах настроения власти - "левое" или "правое" большинство, скорее всего, будет достаточно конъюнктурным и хорошо управляемым из Кремля. Это еще дальше отодвигает страну от формирования партийной системы, а следовательно, и от создания механизма общественного контроля над выработкой государственной политики.
   Не способны приблизить формирование партийной системы и грядущие президентские выборы. Их явный фаворит вновь не принадлежит ни к какой политической партии, а является выдвиженцем "партии власти". Причем если на выборах 1996 г. вероятность того, что победу одержит партийный кандидат, была достаточно велика, то сейчас она, похоже, равна нулю.
   Впрочем, следует ли ожидать другого в стране, где губернаторы и федеральные органы власти создают собственные партии и движения - вместо того, чтобы претенденты на властные посты стремились вступить в какую-либо партию, способную обеспечить им поддержку на выборах. Пока основной политической фигурой в России является чиновник, ни о какой партийной системе не стоит и мечтать.
   К сожалению, путь к формированию партийной системы в России оказался не таким коротким, как хотелось бы. Скорее всего, прежде чем в стране появится реальная правящая партия, предстоит сформироваться реальной оппозиции - не такой, которая гирей виснет на руках у власти, не давая ей проводить давно перезревшие структурные реформы и одновременно вступая с ней в закулисные соглашения лоббистского характера, а такой, которая сама подталкивала бы власть к осуществлению необходимых преобразований. В сущности, это является самой естественной и органичной функцией оппозиции. Беда в том, что именно эта функция в постсоветской России оппозицией как раз и не выполняется.
   Необходимость в "новой оппозиции" тем более назрела, что исполнительной власти удалось наконец реально взять под контроль нижнюю палату парламента. Следует, однако, помнить, что особенностью любой иерархической структуры является то, что более или менее эффективно она может действовать только в условиях жесткого давления извне, жесткой внешней конкуренции, в нашем случае - конкуренции в борьбе за власть. Едва такое давление ослабевает, изнутри ее начинают распирать многочисленные разногласия, накопившиеся в ходе непрекращавшихся "иерархических торгов" и интриг. В результате система стремительно разбалтывается, а ее эффективность падает. Именно это, судя по всему, ожидает и нынешнюю исполнительную власть, избавившуюся от мощного соперника в лице противостоявшей ей Думы. После "сепаратного сговора" между "Единством" и КПРФ коммунисты вряд ли решатся сколько-нибудь серьезно посягнуть на полномочия исполнительной власти - их аппетиты уже достаточно удовлетворены, да и сами они на надежном "крючке". Однако свято место пусто не бывает, и если оппозиционная ниша не занята "левыми", она свободная для "правых". Формирование коалиции "меньшинства" (фракции ОВР, СПС и "Яблоко") в каком-то смысле можно рассматривать как предтечу "новой оппозиции", ставящей во главу угла своей законотворческой деятельности политически содержательные, а не корпоративно-лоббистские цели. Даже чиновники из ОВР, будучи отпихнутыми от более милого их сердцу дележа номенклатурных благ и оказавшись в положении "париев", неожиданно обнаружили способность разговаривать на языке общеполитических интересов и сосредотачиваться на поддержке законопроектов, имеющих общественно важное, а не лоббистски-прикладное значение. Разумеется, представители регионального начальства - не самый лучший материал для построения долгосрочных политических коалиций, однако не будем забывать, что бюрократ сам по себе - не столько личность, сколько функция. В любом случае, чиновник, отстаивающий в парламенте основы буржуазного социального устройства - пусть непоследовательно и не Бог весть с каким постоянством, вносит в дело либеральных преобразований гораздо больший вклад, чем интеллигент или предприниматель, из тех или иных соображений обслуживающий корпоративные интересы бюрократии.

Юрий Коргунюк,
главный редактор бюллетеня "Партинформ"
январь 1999 г.
(опубликовано в "Полития", № 4 (14), зима 1999-2000 )