3 июня лидер Белгородского отделения НБП Анна Петренко выступила с обращением, в котором обвинила правоохранительные органы в преследовании ее по политическим мотивам:
   "…Власти пытаются достичь как минимум трех целей, ни одну из которых нельзя назвать законной и хоть сколько-нибудь правомочной:
   1) привлечь хоть кого-нибудь по делу о муляже взрывного устройства ("муляж" - коробка с будильником, куском мыла и портретом губернатора с выколотыми глазами - был подложен неизвестными лицами к зданию администрации области и найден 19 мая в 6 часов 40 минут сотрудниками правоохранительных органов), т.к. "обижен губернатор" и дело должно быть раскрыто в кратчайшие сроки;
   2) устранить хотя бы на время предвыборной компании людей, занявших активную гражданскую позицию, отличную от той, которая устраивает властьпредержащих;
   3) помешать регистрации МОО "Национал-большевистская партия" как политической партии.
   С 16 мая по 22 мая 2003 г. с температурой 39,5 градусов я лежала дома, никуда не выходя. 19 мая мне был выписан больничный лист до 23 мая. К вечеру 22 мая температура начала спадать, мне стало лучше. Около 23 часов мы вышли на улицу вместе с моими товарищами: Дрогомерецким М.В., Соловьевым А.Г., Бутяновым Б.С. для того, чтобы принять участие в компании по выборам губернатора Белгородской области и выразить свою гражданскую позицию. Мы расклеивали листовки, в которых призывали голосовать против всех кандидатов. В 1.15 ночи, когда мы возвращались домой, на остановке пр. Ленина нас задержали люди в милицейской форме. Они не предъявили служебных удостоверений, в категоричной форме потребовали проследовать в машину, не объяснив причины. Угрожали применением физической силы, если мы откажемся.
   Нас привезли в ОМ-3, где, не объяснив причины задержания, не предъявив никаких обвинений, сняли отпечатки пальцев, сфотографировали и в течение всей ночи допрашивали. При этом требовали рассказать о деятельности Национал-большевистской партии , требовали, чтобы я призналась в авторстве неизвестных мне печатных материалов, их тиражировании и распространении, требовали, чтобы я призналась в совершении таких действий, как изготовление муляжа взрывного устройства, его закладка у здания администрации области в ночь с 18 на 19 мая, роспись стен какими-то лозунгами и т.д. Среди тех, кто меня допрашивал, были сотрудники ФСБ. В то время, пока со мной "беседовали", из соседних кабинетов я слышала крики тех, кого задержали вместе со мной, доносились фразы за что вы меня бьете, не бейте меня . При встрече в коридоре я видела, что их одежда в пыли и на ней имеются отпечатки обуви. По словам задержанных, их избивали сотрудники правоохранительных органов, в том числе сотрудники ФСБ. Они могут опознать этих людей. Меня при допросах не били, но угрожали физической расправой надо мной ("Тебя бить, или сама расскажешь, как подкладывала коробку?"), расправой над близкими, потерей работы, созданием условий, при которых дальнейшее мое проживание в г. Белгороде будет невозможным. В ходе подобных "бесед" не раз оскорбляли меня и моих близких. Издевательски имитировали процедуру допроса, изображая ведение протокола. Не раз допускали оскорбительные замечания в адрес Конституции РФ в целом и ст. 51 в частности. "Беседа" постоянно сопровождалась грубой, нецензурной бранью со стороны сотрудников правоохранительных органов. Я могу опознать людей, которые участвовали в этом. За всю ночь нам не дали времени отдохнуть, а тем более поспать, допросы велись всю ночь.
   Около 10 или 11 часов утра нас привезли в городскую прокуратуру, где заставили написать объяснения, ничего не упомянув о наших правах. К моменту написания объяснения я и мои товарищи находились в неадекватном психоэмоциональном состоянии. Все это время нам не разрешали позвонить близким, а тем более адвокату. Мои родители и малолетний сын не знали, где я нахожусь, в следствие этого они пережили тяжелую психологическую травму, что пагубным образом сказалось на их здоровье. Особенно негативно - на здоровье ребенка, который и так находится на учете у невропатолога.
   В УВД нас доставили около 14 часов. Товарищам не дали возможности определиться с выбором адвоката. Я ждала адвоката до 18 часов, отказываясь без него давать какие-либо показания. Затем мне представили адвоката, заявив, что мой адвокат прийти не смог, а это - вместо него. Еще до работы с ним я поняла, что не могу доверить ему свою защиту и отказалась от его услуг. Тем не менее на допросах он присутствовал. С протоколом о задержании я знакомилась в отсутствии адвоката, примерно в 20-30. К этому времени я находилась из-за болезни и оказанного в ходе разбирательства давления в плохом физическом и эмоционально-психическом состоянии. Кроме того, следователь не давал мне возможности ознакомиться с документом, постоянно отвлекал, задавал вопросы, не относящиеся к делу. Поэтому сначала я не обратила внимания на время задержания и на время составления протокола. Когда я увидела несоответствие и пожелала об этом написать, следователь - Берестовой С.М., вырвал протокол у меня из рук. Копия осталась мной не заполнена. Берестовой С.М. заявил, что скажет, что я на него "кидалась и вырвала из рук протокол, это подтвердит 15 человек". Он также заявил, что напишет, что от выдачи копии я отказалась, что не соответствует действительности.
   Затем меня повезли на обыск, который состоялся около 24 часов. Санкции прокурора на обыск мне не предъявили. При обыске изъяли материалы, имеющие отношение к МОО "Национал-большевистская партия", а также системный блок домашнего компьютера. В ИВС нас привезли около 2 часов ночи. В настоящий момент против меня и моих товарищей возбуждено уголовное дело по статьям 213 "Хулиганство" и 280 "Экстремизм" УК РФ, дело находится под личным контролем губернатора и ФСБ. Дрогомерецкий М.В. и Соловьев А.Г. находятся в следственном изоляторе (308000, г.Белгород, ул.Литвинова, 104 В, ИЗ 31/1), а я под подпиской о невыезде. Прошу обратить внимание на факт преследования по политическим мотивам, а также на незаконные действия правоохранительных органов".